По белоснежному, казалось бы, совсем ватному, зимнему покрывалу бежал заяц. Иногда приостанавливался, забавно подергивал ушками. Вдох… выдох… выстрел… Ничего не подозревающий заяц упал ниц.
— Дядь Вань, у Вас так всегда, без осечек. Вот что значит воин!
— Да успокойся, Саня, какой я воин! Жизнь заставила попадать в цель: у зайца же автомата нет.
Опустив охотничье ружье, Иван Степанович по сугробам медленно, иногда проваливаясь в достаточно рыхлый снег, — что за зима в этом году — побрел за трофеем.

Ване было 18.
— Сынок, так куда ж тебя отправят служить?
— В Афган, мама, куда ж еще!
И Ваня не понимал, что такое война…
— Константин Петрович, да как же так? Вы же человек сведущий, Ваш же отец воевал с немцами, Вы же знаете, что такое война. Куда же Вы моего Ванечку?
— Мамаша, у Вас сколько детей? Пятеро? Бог даст — вернется Ваш сын. А нет — так у Вас еще четверо детей останется.

В палаточный лагерь их привезли ночью. Форму сняли, дали полевую, с бельем — кофта с длинными рукавами и подштанники. Хлопцы, уже служившие не один месяц, ее почему-то не надевали. Это потом уже Ваня понял почему: в швах этой одежды жили вши. Но кроме «вшивок», которые, по сути, и не понадобятся скоро, потому как весна уже переваливает за свою вторую половину, Ивану дали автомат.
— Вот, рядовой, твое оружие. Твой ангел-хранитель. Гляди, следи за исправностью и никогда не выпускай из рук, и прикрывай товарища, разумеется…
«К чему эти все разговоры?» — думал Ваня. Да, он знал, что идет война, но вроде, по рассказам тех, чьи родственники служили, не так все было страшно. Впрочем, кто ж напишет своим, что тут убивают людей, да и тебя в любой момент могут тоже убить…
Водителей грузовиков, возивших топливо, стажировали месяц. Парни, собиравшиеся на дембель, давали в руки автомат и садили за руль. Первые две поездки прошли «гладко».
— Пфф… что тут ездить? Ну, залили топлива, ну, едь. Не отставай от своих…
— Ты, Вань, так не говори и будь всегда начеку.
Вообще в их части, как и в других формированиях Афгана, была дедовщина. Но иногда и «дедов» пробивало на сочувствие.

Солнце в тот день жарило как никогда. Это была первая поездка Вани за рулем ГАЗа, который буквально через неделю целиком и полностью вверят молодому бойцу. Неспешно колонна двигалась в заданном направлении, когда справа от нее послышались выстрелы. Колонна остановилась, Ваня тоже остановил свою машину и выскочил из нее, выхватил автомат и начал стрелять в сторону сопки, с которой стреляли по их колонне. Ехавшая впереди машина вдруг загорелась — духи прострелили бак с топливом. Вдруг Ваня увидел, как его сослуживец, парень, с которым они вместе приехали той темной ночью в лагерь, упал возле колеса своей машины. Ваня подбежал к нему и только потом уже понял — смысла нет, пуля попала прямо в голову. Молодой парень, которому через несколько месяцев должно было исполниться 19 лет, осознал, что такое война. Вечером в их палаточном лагере стояла гробовая тишина — в этот день из их колонны духи застрелили пятерых.
Через несколько дней им снова нужно было ехать на операцию. Понимая, что этот раз тоже может быть последним, Ваня написал письмо своим родным. Прощальное письмо, которое в случае его гибели попросил товарища передать родственникам.
— Не волнуйся, Ваня, передадим. Ты только прикрой меня, если что, — сказал ему тем утром его сослуживец Кирилл.
Так вышло, что до конца своей службы эти слова стали принципом, девизом: парни в перестрелках с душманами боялись не за свою жизнь и оберегали не себя — товарища, который мог бы передать весточку его семье.

Теряли друзей и по нелепой случайности. Проезжая вдоль реки, по хорошо просматриваемой местности, Ваня заметил, как выехавший перед ним ГАЗ начал сдавать вправо и, в конце концов, остановился.
— Вась, что случилось?
— Да «закипел» я, Ваня! Надо к реке спуститься, воды набрать.
— Не ходи туда!
Но Василий, озорной розовощекий парень с небольшого украинского местечка, его уже не слышал.
Через пару минут тишину жаркого летнего утра нарушил раздавшийся взрыв. Вася наступил на мину. Его товарищи сложили молодого парня, которому не было еще 20 лет, а точнее то, что от него осталось, в брезент, и повезли в лагерь, а потом в медсанбат.

— Иван, собирайся. Сегодня тебе придется везти груз 200, — подошел к солдату командир части.
— Простите, что везти?
— Ну что ты как маленький? Парней на Родину надо отправить.
Когда Ваня подъезжал к части, где формируют груз 200, он даже не подозревал, что же может там увидеть.
Подгоняя задом вверенный ему грузовик, не цистерну, с которой обычно он ездил, Ваня заметил в зеркало заднего вида, что из огромного склада выходят, пошатываясь, двое мужчин.
— Здорова, много привез? — обратился к Ване тот, что повыше. Впрочем, они оба были высокие, плечистые.
— Да нет, шестерых.
— Это плохо, мало. Придется им тут полежать.
Сказать, что в ангаре стояло зловоние — не сказать ничего. Дышать было невозможно. Увидев по Ваниному лицу, что он, мягко говоря, ошеломлен, второй парень, что до этого молчал, указал рукой на стоявшее у двери ведро, сказал: «Пей!». В эмалированном 9-литровом ведре был… спирт. На крышке его стояла кружка.
— Подтекает, зараза… — сказал второй «гробовщик» и пошел между рядами огромных массивных цинковых гробов.
— Мы вроде и запаиваем их, но все равно где-то щели появляются. Ваня ничего не спрашивал, просто так, оправдывая тяжелую обстановку, рассказывали ему встретившие его парни.
В ангаре стояло около 30 таких гробов.
— Должны вот на днях забрать, если еще штук десять насобираем, точно заберут, — отозвался с другого конца склада второй мужчина.
— Это еще что, ты, наверное, с перестрелок парней привез, а тут вот с пару недель назад привезли сотню трупов, — на минутку замолчал, а потом, заметив Ванин вопросительный взгляд, продолжил первый «гробовщик», — душманы, сволочи, вырезали целую часть. Видимо, на охрану салагу какого-то поставили, а он и задремал под утро. Так и его, и всех почикали. Наверное, вряд ли кто и проснуться успел.
— А как их в союз доставляют? — задал свой первый вопрос Ваня.
— А то ты не знаешь. На «черном тюльпане». Видал, самолеты с флагом советским летают? Так вот, либо цинковых мальчиков везут, либо продовольствие нам доставляют.

Спустя два года службы Ваня улетел домой. Ему повезло вернуться целым. Почти невредимым. Нужно было начинать новую жизнь, в которой можно не опасаться, что вода отравлена, что один неосторожный шаг может стать последним, и в которой от прошлого останутся только выстрелы на охоте.

Олеся ГЛУХОВА