Воспоминания Прасковьи Павловны Сидоровой, жительницы деревни Солнечной.

Детство — радостное, беззаботное время, но этот период жизни не всем детям довелось прожить безоблачно. Есть поколение людей, которые были лишены счастливого детства, они рано стали взрослыми. На их долю обрушилась Великая Отечественная война.

В то время невыносимо трудно было всем — и старым, и малым, и солдатам, и их близким. Но особенно страдали дети, несмотря на возраст, их угоняли в Германию, чтобы сделать из них рабов, уничтожали в газовых камерах, у них брали кровь для солдат рейха. В оккупации детей запросто убивали, сжигали в сараях вместе со взрослыми. Дети страдали от холода и голода, от кромешного ада бомбежек, сиротства и от невозможности вернуться в детство…

Прасковья Павловна Сидорова — старожил деревни Солнечной. Возраст моей собеседницы почетный — она родилась в 1930 году. На ее долю лишений выпало немало: детство впроголодь, тяготы немецкой оккупации, тяжелый труд в послевоенные годы.

— Когда началась война, мне было 11 лет, поэтому про то страшное время знаю не понаслышке. Я родилась в этой деревне, в этом же доме, где проживаю до сих пор, так что где родилась, там и пригодилась, — так начала рассказывать Прасковья Павловна о своей жизни. — Еще до войны, в 1937 году, в нашей семье случилось большое горе — умер отец, нам тяжело было без родного человека и мужского крепкого плеча. Мы с сестрой Аленой рано познали тяжелый крестьянский труд. В свои 10 лет я уже умела ловко управляться с лошадью, сама запрягала, бесстрашно ездила верхом на ней. Умела жать, косить траву, пахать землю, в работе старались не отставать от взрослых. До войны жили не богато, но весело и дружно, а главное — учились, трудились на своей земле мирно и спокойно.

В размеренную сельскую жизнь ворвалась война. Деревню оккупировали немцы. Они забрали скотину, отнимали еду, одежду.

Нашу семью выгнали из дома и поселились в нем. Мы ютились у односельчан неподалеку от нашего жилища. В нашем доме немцы хозяйничали, чтобы топить печь, разобрали наш частокол, нам оставалось только поглядывать в ту сторону, как из трубы нашей хаты идет дымок, вспоминать, как было уютно и тепло, и так хотелось вернуться домой… Однажды мы с сестрой набрались смелости и подошли к нашему двору, вышел немецкий солдат, он дал нам в котелке какой-то похлебки, что-то закричал на немецком языке и прогнал нас. Этот момент мне врезался в память, может, потому, что мы тогда постоянно испытывали чувство голода, есть было нечего, а эта похлебка пришлась кстати.
Помню, как оккупанты согнали всех односельчан за деревней, выстроили в один ряд, немецкие солдаты навели на нас автоматы. Один из фашистов задал вопрос: «К кому приходили партизаны?» Взрослые стояли молча, дрожали от страха, дети плакали. Неизвестно, что было бы с нами, если бы не вышел вперед один старик-односельчанин, который объяснил, что к нему ночью приходили какие-то люди, он их не знает, незнакомцы просили хлеба, но пожилому, больному старику дать им было нечего. После этого нас всех отпустили.

Женщина умолкает на время, тяжело вздыхает от нахлынувших воспоминаний.

— С мамой я была неразлучна, — продолжает свой рассказ Прасковья Павловна, — ходила за ней «хвостиком». Однажды мы пошли в Черневку. Когда возвращались назад, увидели, что на краю деревни собрались люди, мы подошли к толпе. Женщины плакали, молились. Было видно, как недалеко стояли фашисты, в их руках были автоматы, слышался лай собак. На краю большой ямы выстроили еврейские семьи, там были и дети, и старики. Беспощадные фашисты стали стрелять в них, а люди падали в яму. От страха и ужаса мы бежали до деревни, не чувствуя ног.

В беженцах жили в деревне Холопиничи под Минском. Трудное было время. Ходили с сестрой просить еду. Зайду, бывало, в дом и прошу: «Даруйте, что ласка». Люди в торбочку клали картошку, хлеб, так мы выживали в беженцах. Ходили по деревням за пять, за десять километров. Однажды в одной деревне в заброшенном погребе нашли картошку, такой находке были очень рады, нагребли, сколько смогли. Тащить эту непосильную ношу на детских плечах было тяжело, но, однако, мы знали, что какое-то время не будем голодать.

После освобождения наша небольшая семья возвратилась в родную деревню. Слава Богу, дом наш уцелел, поврежден был только пол. Окончив четыре класса, пошла трудиться в местный колхоз. До работы была быстрая, ответственная, на ферме кормила кур, свиней, от одной свиноматки получала по 24 поросенка. Затем поставили догледать телят, и дояркой работала. Летом без выходных и праздников, пасла овец. За хороший труд не раз была награждена похвальными грамотами, вот только жаль, что они у меня не сохранились.

Прасковья Павловна сорок лет проработала в сельском хозяйстве, в родном колхозе. Всю свою жизнь посвятила крестьянскому труду. На личном подворье держала большое хозяйство, со всей работой справлялась сама, так как надеяться было не на кого, жила одна. Невзирая на свой почетный возраст, трудолюбивая пожилая женщина и сейчас не сидит без дела. Летом — трудится в огороде, осенью собирает хороший урожай овощей, а зимними вечерами, когда навеет грусть, поет песни.

Прасковья Павловна говорит: «А почему бы и не запеть хорошую песню, когда радостно на душе, ведь сейчас я живу в достатке, заработала хорошую пенсию, окружена заботой и вниманием со стороны родных племянников, местной власти и хороших, добрых соседей, а главное то, что у нас над головой мирное небо. И пусть наши внуки, правнуки только из книг и наших рассказов узнают слово «война».

Людмила СВИРИДЕНКО