Что человек помнит? Бабушкину колыбельную, поход в зоопарк, школьный выпускной… По идее, лучше всего мы должны запоминать самые главные события в жизни, и неважно, давно это было или нет. Но вот ведь странно: порой в багаже воспоминаний легче отыскать что-то не самое значительное, второстепенное. Помнишь, как в четвертом классе под Новый год мать поручила принести ведро песка со стройки — поставить елку. А как праздновали, кто был из гостей, что подарили — вылетело из головы начисто. Забыл имена ребят, с которыми ездил в археологическую экспедицию, зато помнишь, как собирали яблоки в колхозном саду — на обратную дорогу денег не хватало…
И нередко самые четкие воспоминания — из детства. Видимо, дело в силе ощущений — все не в пример острее и ярче, чем по прошествии лет.
Так вышло, что незадолго до празднования 70-летия освобождения Дрибина от немецко-фашистских захватчиков мне довелось побеседовать с одной из жительниц нашего района, чье детство пришлось на суровые военные годы. Валентина Яковлевна Гутикова (на фото) родилась в деревне Малые Бороденки — поселения уже не найти на карте — в 1935 году. Ее рассказ показался мне интересным…
«Мой отец Яков Васильевич Цумеров был родом из Малых Бороденок, работал шофером на машинно-тракторной станции. Мать Елена Семеновна Рысенкова из Жевани. До войны закончила педтехникум в Могилеве и работала учительницей младших классов.
Когда началась война, мне не было и шести. 22 июня, воскресенье. Дома никого нет, я решила сходить в Жевань к бабушке. Идти по полевой дороге километра три, мне весело, скачу поочередно то на одной ноге, то на другой. Пасмурно, тучи, ветер крутит песок, сыплет в глаза.
…Следующее воспоминание — проводы мужчин на сборный пункт в Трилесино. Отца тоже призвали. Кто-то незнакомый играл на гармошке. Едем на телеге обратно, а я плачу — хочу увидеть папочку.
…Дядя по линии матери до войны был судьей. В армию его не взяли — по брони. Потом он ушел в брянские леса, к партизанам. А полицаи все караулили у дома: думали, что судья прячется где-то поблизости и заходит за съестным. И вот однажды ночью жена дяди вышла во двор, к сараю — посмотреть телку, а в нее выстрелили из засады. То ли не разглядели, а может, и умышленно. И убили.
…Немцы появились на грузовых машинах, на мотоциклах, а в колясках — овчарки, на повозках, запряженных выхоленными конями-тяжеловозами. Колонна одна за одной двигались в сторону Могилева. Солдаты как один рослые, веселые, у многих — губные гармоники.
В первые дни оккупации наша семья и другие односельчане из опасения покинули свои дома и спрятались в лесу. А когда вернулись, оказалось, что в деревне стоят военные. Нашу хату тоже заняли. Солдаты вынесли во двор самодельный шкафчик и соорудили из него туалет. А сверху повесили икону Спасителя. Зарезали нашу телочку. Мне было так ее жалко.
…Мы временно жили в баньке у леса. От блох там все было черным черно! К заморозкам военные уехали, и нам разрешили вернуться. В нашем доме размером шесть на шесть зимовало 45 человек, дети и взрослые — не у всех жилье уцелело. Нары в три этажа. Целый день топится печь — беспрерывно готовят еду в чугунках.
…Еще одно воспоминание: высокий солдат подковывал в кузнице коней. Мне нравились животные, и я часто приходила туда. Немец давал подержать повод, и я могла стоять так часами, хоть того, видимо, и не требовалось. Солдат всегда угощал меня хрустящими хлебцами. Их съедала вся наша компания.
…На Проне шли жестокие бои. Раненых немцев на телегах везли в госпиталь в Жевань — черных, посиневших. Взрослых односельчан стали гонять копать окопы. А я и еще одна восьмилетняя девочка работали на кухне: варили для наших суп из перловки, чистили для немцев картошку…
…В 1944 году, перед тем, как нас освободили, три дня была бомбежка и артобстрел. Отступая, фашисты гнали деревенских в сторону Могилева. Дороги были запружены. Если появлялись советские самолеты, то немцы прятались среди гражданских. Они заметили, что штатских не бомбят… Так за пару дней добрались до Княжиц. Конвоир нас бросил, удрал. В одну из ночей заночевали на обочине. Под утро слышим — русский говор и гармошка играет. Наши.
…Вернулись домой. В деревне от немцев остался бункер. Заглянули, а там четыре расстрелянных советских солдата. Лежали они в белых нательных рубахах с пятнами крови. Их потом похоронили в братской могиле в Сластенах. <неи…А дело к зиме. Еды нет. Ходили по окрестным деревням. просили. Весной липовые почки стали собирать, клевер. Пайки американские привозили из района: в десятилитровых жестяных банках тушеная картошка с мясом, повидло. Каждому школьнику — по ложке картошки.
Школа — отдельный разговор. Отходы льна собирали, пряли из них одежку, печной сажей красили, огуречным рассолом краску закрепляли. До морозов ходили босиком. Правда, никто из нас не болел…»
Записал Максим ТЕТЕРИН