Люди  много знают о войне из рассказов ветеранов, а также от наших бабушек и дедушек, которые в то время были детьми. На их детство пришлись эвакуация, переезды, голод. Кто-то потерял близких и жил в детдомах, кто-то ушел на войну подростком, кому-то пришлось жить под страхом на оккупированной немцами территории.  

Мы собираем воспоминания наших земляков, очевидцев тех страшных лет, которые должны быть сохранены для истории. Воспоминания о военном детстве — последняя ниточка, связывающая современное поколение с подлинной историей военных лет. И у нас есть совсем небольшой запас времени, чтобы зафиксировать эти воспоминания, осмыслить вместе с «детьми войны» их рассказы о военном детстве и сохранить реальные документы для последующих поколений — во имя благодарной памяти поколению уходящему, во имя мирного будущего для поколений грядущих.
Сильные впечатления детства остались в памяти Анны Коротковой на всю жизнь.

— Великая Отечественная безвозвратно забрала детство моих сверстников, — говорит Анна Григорьевна.

На начало войны семья семилетней Анны жила в деревне Бохань Славгородского района. Населенный пункт в то время насчитывал 480 дворов. Сельские семьи были большими, почти в каждом дворе по пятеро и более детей. В семье, в которой росла Анна, было пять сестер и брат, среди всех детей она — младшая. В первые дни войны ее брат Василий ушел на фронт. В 1944 году семья получила похоронку, что он погиб вместе со своими товарищами, танк подорвался на мине. Пять сестер потеряли единственного брата. Для родных это было огромное горе. Мать долго болела после этой трагедии, вся семья долгое время не могла прийти в себя.

— Тихонько сидя на печи, играясь с куклой, слышала разговоры о войне, о немцах от взрослых мужчин, которые приходили по вечерам к нам в дом, — делится детскими воспоминаниями Анна Григорьевна. — Я спросила у мамы, что это за люди такие немцы? Мама мне ответила, что это не люди, а звери, они хотят захватить нашу родную землю, а нас сделать своими рабами. От этого мне становилось страшно.

Немецкие солдаты оккупировали нашу деревню. Помню, как они понаехали на мотоциклах. А я раньше такого транспорта и не видела никогда. У нас была тихая улица, а тут на мотоциклах — да такой шум, гам, пыль столбом.

Сидим мы в хате, и вдруг папа говорит: «Гляньте, немцы бегают по двору». К нам зашли в дом двое, сразу стали шарить по шкафчику, где стояли продукты. На месте выпили горлач молока, приговаривая «Гут, гут». Один из них снял свою шапку с головы и сложил туда все яйца, что у нас были. Корову нашу не тронули, но за молоком приходили каждый день и стояли в хлеве, следили, чтобы мама выдоила полностью корову и отдавала им все молоко до последней капли. Однажды она схитрила и не полностью выдоила буренку, оккупанты выследили ее, как она пошла в сарай, стояли над ней с автоматом, пока она доила нашу кормилицу, злобно кричали и забрали оставшееся молоко. А ведь нас пятеро девчат оставалось в семье, и чем-то кормить нас надо было. Как мама выкручивалась, одному Богу известно.

Оккупанты брали у людей все, что хотели. Однажды наши соседи кормили поросенка во дворе, немецкие солдаты увидели это, на месте его забили, осмолили. Соседка просила: «У меня ж пятеро малых детей, что ж вы делаете, оставь хоть немного». Но фашисты только посмеивались над женщиной, швырнули на землю кишки, а целую тушу унесли с собой.

Немецких солдат расквартировали по домам. Казарм не было, а жить же им где-то надо было. А наши односельчане ютились кто в сараях, кто в бане. Приходили и в нашу хату, посмотрели на земляной пол, такие условия для проживания им не подошли.

Однажды в зимнюю стужу возле нашей хаты дежурил немецкий солдат. Небольшого роста мужчина, замерзший от холода, зашел к нам погреться. Он глядел на нас, детей, и маме рассказывал про своих «киндеров». Горевал, вспоминал свою семью, говорил, что не хотел этой войны, что это все их руководство. Еще он сообщил, что скоро по деревне будет ходить карательный отряд и чтобы мы были осторожны, никуда не выходили из дома. В этот час дежурного пришли проверять на посту, зашли к нам. Немца папа спрятал за печь. При свете тлеющей керосинки было не разобрать, кто находится в хате. Проверяющий пост сел за стол, потребовал самогона и спросил: «Заходил к вам немецкий постовой?» Мы ответили, что у нас нет его. Этим временем старшая сестра украдкой вывела немецкого солдата на улицу. После он пришел к нам, благодарил, что не выдали его, иначе его могли бы расстрелять свои за то, что он оставил пост. В благодарность принес для папы белье, а нам два одеяла.

В войну дети были полуголодные, грязные. Я заразилась чесоткой от соседских ребят, руки раздирала до крови. Маме посоветовали обратиться к немецкому доктору, он квартировал на соседней улице. Набравшись смелости, мы пришли туда. Большой и толстый мужчина сидел за столом, а рядом с ним переводчик. Мама объяснила ситуацию, немецкий врач попросил показать ему руки. Я протянула дрожащие руки вперед. Но немец осмотрел меня, погладил по голове, я успокоилась. Он дал нам пузырек мази, переводчик объяснил, что нам нужно делать. Мама благодарила немецкого доктора, а тот протянул мне конфеты в красивой коробке. Я боялась брать, но переводчик убедил меня взять сладости. Я в ответ покланилась, и мы ушли домой. Мазью, что нам дали, мама не только меня вылечила, но и всех детей на нашей улице.

Еще врезалось в память, как летом, ранним утром всех односельчан согнали к зданию старой церкви. Немцы оцепили всю деревню, возле людей с двух сторон поставили пулеметы. Мы долго сидели на жаре, я, крепко держась за мамину руку, просила пить. Было очень страшно, люди боялись даже пошевелиться, все сидели в остолбенении. А фашисты веселились, пели песни, о чем-то разговаривали на своем языке. Люди не понимали, что происходит и для чего нас держат на изнуряющей жаре. Ближе к вечеру к нам подвели троих молодых парней и стали спрашивать, кто из жителей знает их и кто с ними встречался? Женщины сказали, что они не из нашей деревни, их никто не знает. После этого их отвели в сторону и на наших глазах расстреляли. Это были партизаны из соседней деревни.

Самое страшное — видеть врага и не в силах что-то сделать, потому что ты — слабый ребенок или женщина, а перед тобой вооруженные, сытые, довольные и жестокие солдаты, для которых ты ничего не значишь, они не считают тебя за людей. Именно эти чувства испытывали те, кто оказался в оккупации в годы войны.

Анна Григорьевна поделилась и самыми радостными воспоминаниями, о том, что ей довелось видеть в деревне в оккупационное время:

— Немцы второпях покидали наши дома, а все бабы радостно кричали: «Наши идут, наши идут!» 
В завершение долгого разговора моя собеседница сказала:

— Пока есть жизнь на земле, должна жить и память. Память о тех, кто принес нам освобождение. Наши дети, внуки и правнуки должны знать свою историю, и только тогда  они смогут ценить настоящее. А я всей душой хочу земле покоя, чтоб никогда на свете не было войны.

Людмила СВИРИДЕНКО